Читать книгу - "Операция `Карантин` - Виталий Забирко"

Полынов сел под тент за столик летнего кафе, взглядом подозвал официантку.

— Пива. Холодного. — Он немного подумал и добавил: — Очень.

— Очень холодного или очень хочется? — попыталась сострить официантка. Посетителей за столиками было немного, и она определенно маялась от скуки.

Никита окинул взглядом ее ладную фигурку. Школьница. Подрабатывает на каникулах. Ко всему созрела, однако Никита никогда с малолетками не связывался. Вот если бы на ее месте оказалась микробиолог Леночка…

— Ледяного, — мрачно буркнул он, отводя взгляд.

Официантка намека не поняла.

— Какого именно? У нас сорок сортов, — продолжала она уточнять воркующим голосом, гарцуя перед столиком необъезженной лошадкой.

— Любого. Но не пастеризованного.

Заказ поверг официантку в недоумение. Она даже пританцовывать перестала — видно во вкусовых тонкостях пива еще не разбиралась, да к тому же до сих пор ей такие привередливые посетители не попадались. Русскому человеку ведь что надо? Если пива — то побольше; главное, чтобы градус был, да по вкусу не моча. А всякие там нюансы — это для пресыщенных иностранцев-пивоманов. Но как раз гурманы здесь пиво не пьют, предпочитая респектабельные пабы.

Вдаваться в подробности и объяснять пигалице, что пить пастеризованное пиво — все равно, что ей провести ночь со скопцом, Никита не стал. Еще примет за согласие завязать разговор. Он только молча глянул на нее, и, похоже, холод его взгляда достиг официантки и через зеркальные стекла очков.

— «Останкинское» устроит? — неуверенно предложила она.

— Бутылочное, — уточнил Никита.

— Что-нибудь к пиву? — оправившись, официантка перешла на деловой тон.

Никита чуть задумался и, решив окончательно сразить ее, небрежно бросил:

— Да. Сушеных кальмаров.

К его удивлению «заряд» ушел «в молоко». Девица заученно кивнула и исчезла. Видимо приняла заказ за шутку, типа: «…и запеченного гуся, но непременно с яблочком в гузке».

Однако, когда она через минуту поставила на стол запотевшую бутылку «Останкинского», пустой стакан и одноразовую тарелочку с сушеными кальмарами, настала очередь удивляться Полынову. Чтобы скрыть смущение, он придирчиво рассмотрел наклейку на бутылке — нет ли там надписи «пастеризованное», — и только тогда, барственно кивнув, расплатился.

Залпом выпив первый стакан ледяного пива, Никита посидел пару минут, ощущая, как холодная волна приятно расходится по телу, и наконец отважился взять кусочек сушеного кальмара, по внешнему виду напоминающего пластинки столярного клея. Кстати, по весу и на ощупь то же. Несмотря на свой заказ, он не то, что никогда не ел, а в глаза не видел столь сомнительный на вид деликатес. До некоторых пор и не подозревал о его существовании, пока, будучи еще студентом, не побывал на Дальнем Востоке. Было это во времена всеобщего «дефицита», но все равно каких только экзотических блюд он там не перепробовал: маринованные побеги молодого папоротника, свежая морская капуста, сок лимонника, кедровое масло, китовое мясо, крабы, красная икра, да не просто так, а ложками из эмалированного тазика под самогон… А вот сушеных кальмаров отведать не довелось. Видел только объявления в пивбарах да рыбных отделах гастрономов, что сушеных кальмаров нет. И все. В конец заинтригованный, Никита начал расспрашивать аборигенов, что же это такое, но вразумительного ответа не получил. Одни восхищенные междометия. И вот теперь, абсолютно неожиданно, — нате вам, будьте любезны, извольте снять пробу…

Он положил кусочек в рот, осторожно разжевал и понял, что аборигены Дальнего Востока в своем мнении относительно вкусовых качеств непрезентабельного деликатеса были абсолютно правы. Ничего, кроме выспренних междометий, тут не скажешь. Под такую закуску и цистерну пива выпить можно.

Никита допил бутылку, заказал вторую. Холодное пиво расслабило, настроение приняло благодушно созерцательный оттенок. После пары-тройки абсолютно невразумительных песен из динамика вновь полились стенания о Чистых прудах, но теперь слова песни не казались такими уж откровенно дебильными. В конце концов, и в нищем на паперти с некоторой натяжкой можно увидеть черты «мыслителя», так почему же рахитичным ивам не «задуматься» о своем горестном житье-бытье? А из пацана-рыболова, быть может, вырастет отнюдь не ревностный поборник кирпича и металла, а совсем наоборот — яростный защитник дикой природы. Западет ему в душу с детства, что в Чистых прудах рыбы нет, вот и начнет он последние уголки девственной природы оберегать да лелеять…

Благодушие накатилось совсем уж радужной волной и настроило мысли на мажорно-мечтательный лад. Ну почему во всем окружающем нужно видеть только ущербность? В каждом человеке есть чистое и прекрасное начало, главное, его распознать. Взять хотя бы ту девушку, что сидит от него через пустой столик, курит, потягивает сквозь соломинку «пепси». Вид у нее еще тот: грима на лице столько, что, тряхни она всклокоченной прической, штукатуркой на стол посыплется, в уголках рта презрение ко всему миру… Зато, вполне возможно, душа у нее…

Какая у нее душа Полынов представить не успел. Слишком долго он рассматривал девицу, и она истолковала его пристальный взгляд по-своему. В упор уставилась на Никиту и сделала рукой жест, что, мол, не против пересесть к нему за столик.

Никита очнулся, растянул губы в извиняющейся улыбке и отрицательно помотал головой. Девица скорчила недовольную мину, что-то презрительно пробормотала в его адрес и, закинув ногу за ногу, отвернулась с самым что ни на есть независимым видом.

Вот и помечтай тут, вздохнул Никита. Похоже, не то место и не то время выбрал. И как бы в подтверждение этому почувствовал, что и его особой кто-то исподтишка интересуется.

Не подав вида, все так же лениво потягивая пиво, он скосил глаза. Как кстати пришлись зеркальные очки — словно предвидел подобный оборот. Нет, не девчушка-официантка на него глаз положила. Она стояла спиной к Полынову, облокотившись о стойку бара, и о чем-то весело болтала с барменом, вертя задом. Никита для нее был пройденный этап — ну не получилось у нее завязать знакомство с приглянувшимся посетителем, и ладно. Таких клиентов у нее с десяток на дню бывает.

А вот двое мужчин за дальним столиком Никите не понравились. Один, щуплый, в спортивном костюме, невзрачный, словно блеклая фотография, сидел лицом к Полынову, а второй, коротко стриженный крепыш в джинсах и голубой майке, — спиной. Изредка пригубливая, они цедили пиво, курили и молчали. Для постороннего взгляда вроде бы обыкновенные, задавленные жарой, обыватели, но Никиту эта парочка насторожила. То ли чересчур равнодушным, блуждающим по сторонам, взглядом щуплого и каменной неподвижностью крепыша, то ли их неестественным молчанием — где это видано, чтобы приятели за столом да с пивными кружками в руках словом друг с другом не перебросились даже при жестоком похмелье? К тому же просто некому было минуту назад так посмотреть на Полынова, чтобы он почувствовал.

Никита допил пиво, встал и вальяжной походкой направился вдоль прудов вверх к Мясницкой. В зеркальных очках отразилось, как щуплый что-то сказал своему напарнику, тот раздавил в пепельнице сигарету, поднялся и вперевалочку, не спеша, пошел за Полыновым.